Предтечей разворачивающегося на глазах замедления мировой экономики была знаменитая стагфляция семидесятых: сочетание нулевого или почти нулевого роста с серьезными инфляционными процессами. Рецептом выхода из нее стало бесконтрольное наращивание долгов. С начала 1980-х в целях стимулирования экономики и потребительского спроса выдавались кредиты, которые не возвращались, а «рефинансировались». То есть, для обслуживания прежних долгов брались все новые и новые кредиты.

Итогом более чем тридцатилетнего хозяйствования в таком стиле стала ситуация, когда госдолг в Японии превысил 200% ВВП, в США – 100%, в Еврозоне – 90% (с прогнозом увеличения до 97% к концу года). История сделала полный круг, и проблемные, но разноцветные 1970-е снова весело подмигивают и дарят нам свою декадентскую ухмылку.

Стоит вспомнить, что же это были за годы. Терроризм тогда был преимущественно не исламским, а своим доморощенным, европейским. Тон задавала ИРА, Ирландская Республиканская Армия, немецкая Фракция Красной армии и итальянские Красные бригады. На Сардинии, которая сейчас является символом гипергламура и берлускониевых любовных утех, в 1970-е еще похищали людей вполне в нашем северокавказском стиле и держали в подвале в ожидании выкупа.

Основным умонастроением на Западе была сочетание расслабухи от того, что ядерная война в ближайшие годы все-таки не начнется, – знаменитая «разрядка напряженности» 1970-х – с «усмешкой горькою обманутого сына над промотавшимся отцом». Имеется в виду, смена непрерывного экономического роста двух предыдущих десятилетий на многолетнюю стагнацию и неопределенность. Парадигма лине  йного прогресса дала тогда свой первый сбой.

В смысле ценностей получилась очень интересная и абсолютная уникальная эпоха элегантной буржуазности и легкого декаданса, выгодно отличающаяся от бунтарства немытых хиппи 60-х и унылой правильности яппи 80-х. Важно стало жить «здесь и сейчас», не планируя на последнем курсе университета, чем заняться на пенсии.

На Западе в 1970-е было весело (расцвет стиля «диско»), в меру страшненько (непрекращающиеся теракты собственного производства), без передоза депрессивненько (затянувшаяся стагнация и бесславный конец войны во Вьетнаме), но совсем-совсем небезысходно (СССР, основной исторический конкурент, начиная примерно с 1975 года, вступил в свой собственный деграданс, от которого так никогда уже не оправился). Все это породило славный экзистенциальный микс «большого легкого стиля 70-х», где правили решительный Бельмондо и нерешительный Пьер Ришар, Kiss и Queen, ABBA иBoney M, отложные воротники в стиле «апаш» и расклешенные брюки. Реклама взывала к милому буржуазному легкомыслию, короткому горизонту планирования и жуированию быстролетной жизнью.

Потом весь этот гедонизм и декаданс мощно «пролечили» рейганомикой и тетчеризмом. Навыдавали доступных кредитов. Яппи впряглись в деривативы. Креативный класс начал энергично обслуживать потребности виртуальной экономики. По прошествии трех десятилетий все оказались должны всем, да так, что и концов не найти. Все вернулось на круги своя, когда крокодил не ловится, а кокос и ВВП растет из рук вон плохо. Но веселиться по этому поводу хочется почему-то меньше, чем раньше.

Принципиальным отличием нынешнего slow down от тогдашнего является сужение исторической перспективы современной западной цивилизации. В 1970-е СССР деградировал масштабнее и безнадежнее, давая возможность Западу вдоволь насладиться своим шаловливым эпикурейством на фоне стагнации. Было осознание, что как ни декадентствуй, все равно, по сравнению с конкурентом все будет более-менее ничего. А застойный Советский Союз со своей цивилизацией бесформенных кроличьих шапок и серых драповых пальто, конечно же, был готов обзавидоваться этому упадническому многоцветью и продать душу дьяволу за видеомагнитофон и баночное пиво (по тем временам, надо признать, впечатляющий статус-символ).

Сейчас же цивилизационным соперником Запада является Китай, и все свидетельствует о том, что ему расти, а Западу умаляться. Предвосхищение горечи предстоящего похмелья несколько сдерживает порыв уйти в очередной декадентский загул. Хотя возникновение таких культурных явлений как Эми Уайнхаус свидетельствует о том, что социальный запрос на новый западный декаданс уже существует.

А Япония в этом стагнационном декадансе вовсю уже преуспела. Сейчас многие эксперты пророчат «японизацию» для США и Европы.

Дело в том, что Япония находится в состоянии нулевого роста два десятилетия подряд – все девяностые и все нулевые. Проблемы, которые в Америке и Европе удавалось долго заметать под ковер, в Японии всплыли на поверхность уже в самом начале 1990-х. Для борьбы с гигантским долгом японцы резали бюджетные расходы. Экономика от этого стагнировала, а долги взять под контроль все равно не удавалось. Получился замкнутый круг, которого сейчас так боятся в остальном западном мире. Что касается уровня жизни, когда-то одна из наиболее богатых стран мира за двадцать лет отсутствия экономического роста опустилась до совсем не впечатляющего уровня Франции (и во Франции, и в Японии ВВП на душу населения сейчас составляет $35 тыс.).

Зато пышным цветом расцвело японское аниме. У него долгая история, но своих вершин оно все-таки достигло за последние двадцать лет, когда скромные успехи японских менеджеров компенсировались буйством фантазии японских мультипликаторов. Да и само японское общество, прежде заточенное под корпоративное рабство восточного разлива, стало куда более расслабленным и многоцветным. По богатству красок молодежной субкультуры японские нулевые еще поспорят с европейскими 1970-ми. А проблему ослабления конкурентных позиций в современном мире японское общество воспринимает с истинно самурайским стоицизмом.

Среди японцев набирает силу точка зрения, что в ХХ веке ценой гигантского перенапряжения сил страна уже достигла абсолютного максимума. Расти дальше нет ни сил, ни желания. Все громче звучат голоса, что пора вернуться к ценностям, которые доминировали в обществе до реформ эпохи Мэйдзи (масштабные реформы второй половины XIX века, напоминающие реформаторскую деятельность Петра I в России). Ценности прогресса и глобализации отступают на второй план. Молодые японцы, получающие высшее образование, в массе своей, не желают учить английский язык. Исключение составляют только те, кто планирует работать в зарубежных подразделениях японских корпораций. Остальным, видимо, милее культурный изоляционизм и местное почвенничество.

Готовы ли Европа и Америка последовать примеру Японии? Хватит ли духу признать, что «караул устал»? И, вообще, как он будет выглядеть этот «Закат Европы», предвосхищенный когда-то Освальдом Шпенглером? (Точный перевод с немецкого названия знаменитой книги Шпенглера должен звучать как «Закат западного мира»).

Вряд ли здесь стоить ожидать того, что мы видели в России начала 1990-х – «немые города, пустые поезда» и заплеванные семечками подземные переходы. Как все это приблизительно будет выглядеть, скорее, можно проиллюстрировать на примере современной Португалии. Португалия ведь тоже пережила ситуацию «им расти, а мне умаляться». Когда-то владычица морей и обладательница половины колониального мира, она уступила пальму первенства на море сперва Голландии, а потом Англии. Империя, в которой никогда не заходило солнце, снова ужалось до клочка земли на Пиренеях по площади чуть больше Подмосковья.

Современный Лиссабон представляет собой уникальную смесь имперскости и провинциальности, пафосных монументов и сонной размеренности захолустного городка. Кажется, здесь прямо в воздухе разлита атмосфера sictransitgloriamundi. Зато трогательно, уютно, музейно и бесконечно ностальгично. Сама культура песен в популярном жанре фаду насквозь проникнута ностальгией по тем временам, «когда и мы были рысаками». Португальское слово «фаду» происходит от латинского фатума. Такой же музейно-нафталиновый фатум, не лишенный, однако, своего обаяния, видимо, скоро снизойдет и на весь западный мир. В первую очередь, на его охваченную бюрократическим склерозом европейскую часть. На сей раз, не веселое диско 1970-х, а что-то вроде медленного плаксивого фаду, похоже, станет его основным ритмом.

А что же Россия? До недавнего времени вся «продвинутая публика» жила с ощущением неправильной жизни здесь, и правильной жизни там. «Уеду в Лондон я из этих мест», – таков был лейтмотив всех светских посиделок и интернет-дискуссий.

Кстати, о Лондоне и Великобритании. В Великобритании в структуре ВВП примерно 70% дает виртуальная деятельность лондонского Сити и примерно 30% – североморская нефть марки Brent. В отличие от немцев и французов, англичане от своей промышленности практически полностью избавились. Если шотландские сепаратисты таки выиграют предстоящий референдум о полной независимости, и североморский нефтяной шельф отойдет им, то англичане остаются с голой виртуальностью Сити. С учетом того, что сформировавшаяся за последние несколько десятилетий виртуальная экономика деривативов примет на себя основной удар разворачивающейся глобальной рецессии, совсем не исключено, что именно Лондону в перспективе ближайших 10-15 лет может выпасть судьба стать одним из наиболее депрессивных мегаполисов мира. И пойдет тогда сиятельный Лондонград другой, оффшорной России ко дну аки град Китеж.

Как когда-то в США сформировался «ржавый пояс» из заброшенных сталелитейных и машиностроительных заводов, так теперь по всему миру может сформироваться «ржавый пояс» не оправдавших возлагавшихся надежд основных очагов так называемой «постиндустриальной» экономики и девелоперского бума. Безработица в странах ЕС, а затем и США в обозримом будущем может достигнуть уровня 15-20%, то есть того уровня, который мы уже сейчас наблюдаем в Португалии, Испании и Греции.

Сейчас в России из десяти человек, заявляющих, что они готовы «валить отсюда», реальными возможностями уехать, исходя из востребованности их квалификаций в Европе/Северной Америке и состояния тамошнего рынка труда, обладают, максимум, один-два. Ведь, помимо намерения уехать здесь, нужно еще располагать и гарантиями быть принятым там. А с учетом тенденции к усугублению всех обозначившихся экономических проблем, с каждым годом эти гарантии будут становиться все более и более зыбкими. Года через три сможет уехать уже один из ста. И это будут носители воистину уникальных знаний и навыков. А, вот, многочисленные стада фрондирующих «менеджеров со знанием английского языка» из нашего псевдо-креативного класса вряд ли будут встречены с распростертыми объятиями. Своих, знаете ли, с избытком хватает.

Тем более, по категории «линейный менеджер со знанием английского» на мировой рынок труда своих кандидатов сотнями тысяч, а то и миллионами ежегодно выбрасывает Индия. Они будут и подешевле наших, и гораздо покладистее, и трудолюбивее. Попробуйте, с ними поконкурируйте! Миф про «глобальных русских», владевший умами российских «белых воротничков» последнюю пару лет, видимо, сам собой сойдет на нет.

То, что западная цивилизация постепенно впадает в предзакатную меланхолию, совершенно не будет означать, что в наших кривоколенных палестинах всегда будет светить солнце. В экономике нет прямой зависимости, что если у соседа дела плохи, то твои дела в таком случае обязательно пойдут на лад. Скорее, наоборот. Рецессия в западном мире, по идее, должна вести к снижению спроса на основные статьи российского экспорта – углеводороды и металлы. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, которые мы уже имели удовольствие наблюдать в 2009 году.

Но связи не столь линейны. Есть еще и политический фактор. Например, затяжная рецессия 1970-х совсем не располагала к высоким ценам на нефть. Однако, тогдашние политические пертурбации на Ближнем Востоке привели к их скачкообразному росту и фиксированию высокого уровня нефтяных цен на протяжении более чем десятилетия. И сейчас, пока не спадет напряженность вокруг иранской ядерной программы – а вариантов, как она может спасть, на горизонте как-то не просматривается – цены на нефть будут оставаться достаточно высокими.

Но даже при высоких ценах на нефть, в смысле ценностей вряд ли удастся вернуться к той эйфоричной национальной самодостаточности первой половины 2008 года, когда при ценах в $150 за баррель после очередной футбольно-хоккейной победы во всех дворах пьяненько скандировали: «Рос-с-сия!». Высокие цены на нефть вряд ли повлияют на сформировавшуюся матрицу ни-шатко-ни-валкости, когда корабли тонут, самолеты падают, шестеренки ржавого общественного механизма как-то крутятся, а такие национальные константы, как взяткоемкость чиновников, состояние дорог и IQ людей, с кем приходится иметь дело в повседневной жизни, остаются неизменными. Жить-то, в принципе, можно. И по деньгам нормально жить. Но, вот, по поводу качества такой жизни остается много вопросов.

Так что придется искать новые идеалы и ориентиры. Вот, только где? В ближайшее десятилетие тон в мировой экономике будут задавать Китай и Индия. И где-то лет эдак через пять вполне можно будет себе представить такой разговор московских хипстеров: «Пора валить из этой Рашки. В Мумбай нужно срочно ехать. В Мумбай. Самый актуальный город мира. Все, кто в тренде, уже там. А что? По рейтингу коррумпированности Россия находится на 143-е месте в мире, а Индия всего лишь на 95-м. Суды там понезависимей, блогеры поактивнее. Чего ж не поехать? Грязновато немного. Зато как трендово!»

Предстоящая эпоха slow down будет интересна крушением прежних клише и бенчмарков (типа «Лондон – это наше все»). Как и в 1970-е годы, будет временно отменена парадигма прогресса. Для России, например, в рекламе и брендинге уйдет тема противопоставления традиционного/ местечкового (читай «совкового») и продвинутого/ глобального (читай «западного»), занимавшая всю сердцевину ценностного пространства на протяжении последних 20 лет. А перед формированием альтернативных бенчмарков и возвеличиванием иных кумиров будет неизбежно некий период межвременья, саспенса, смысловой неопределенности, культурной и стилистической эклектики.

Будет ли весело? Зависит от тяжести кризисных явлений. Ведь, вместо ожидаемой Великой рецессии мир может накрыть и новая Великая депрессия. Поэтому «японизация» Запада далеко не самый худший вариант. Будет ли интересно? Однозначно да, поскольку масштаб происходящих социальных и экономических изменений, а также переоценки сложившихся ценностей воистину колоссален.

На самом деле, очень радует, когда всякого рода негативные пророчества, в конечном счете, все же не сбываются. Но, перед тем как отправиться в предстоящее увлекательное путешествие, лучше, на всякий случай, убедиться, что билет-то в оба конца, и что это не one way ticket to the blues.